Безнравственная женщина

Джек Лондон

Лоретта отправилась гостить в Санта Клару, потому что решила окончательно порвать с Билли. А Билли не мог понять этого. Его сестра сообщила, что он всю ночь ходил по комнате и плакал. Лоретта тоже ни на минуту не сомкнула глаз и проплакала почти всю ночь. Дейзи это было доподлинно известно, ибо как раз у нее на груди Лоретта выплакала свое горе. Знал об этом и муж Дейзи, капитан Китт. Слезы Лоретты и утешения Дейзи лишили и его драгоценных минут сна.

А капитан Китт, конечно, не собирался бодрствовать по ночам. Кроме того, ему вовсе не хотелось, чтобы Лоретта вышла замуж за Билли или за кого нибудь другого. Он считал, что Лоретта должна помогать своей старшей сестре по хозяйству. Но вслух он этого не высказывал. Лоретта слишком молода, утверждал он, чтобы думать о замужестве. Именно поэтому капитану Китту и пришла в голову мысль отправить Лоретту гостить к миссис Хемингуэй. Там то уж не будет никакого Билли.

Не успела Лоретта прожить в Санта Кларе и недели, как убедилась, что идея капитана Китта была весьма разумной. Во первых, хотя Билли и не поверил бы этому, ей действительно не хотелось выходить за него замуж. И, во вторых, хотя капитан Китт и не поверил бы этому, ей действительно не хотелось расставаться с Дейзи. А прожив в Санта Кларе целых две недели, Лоретта окончательно уверилась в том, что не хочет выходить за Билли. Однако она была далеко не так уверена в том, что не желает расставаться с Дейзи. Отнюдь не потому, что она стала меньше любить Дейзи, нет, просто у нее появились некоторые сомнения.

В день приезда Лоретты в голове миссис Хемингуэй начал складываться некий план. На следующее утро она заметила своему мужу Джеку Хемингуэю, что Лоретта до смешного наивна и что если бы не присущее ей милое простодушие, то ее можно было бы назвать просто глупой. И в доказательство миссис Хемингуэй сообщила мужу столь пикантные подробности из поведения Лоретты, что он был не в силах удержаться от хохота. На третий день план миссис Хемингуэй принял весьма определенные очертания. И вот тогда то она и сочинила письмо. На конверте был написан адрес: «Сан Франциско, Афинский клуб, мистеру Эдварду Бэшфорду».

«Дорогой Нед!» – так начиналось письмо. Когда то, еще до ее замужества, он в течение трех недель пылал к ней страстной любовью. Но она соединила свою судьбу с Джеком Хемингуэем, первым сделавшим заявку на ее руку и сердце. Однако столь коварный удар судьбы не разбил сердце философски настроенного Неда Бэшфорда. Он просто добавил этот факт к длинному перечню подобных переживаний, на основе которых создал свою философию. По темпераменту и художественному вкусу он был эллином, разочарованным эллином. Он очень любил цитировать Ницше в знак того, что тоже пережил тяжкое разочарование, которое неминуемо следует за пламенными поисками истины, и вышел из него достаточно опытным, достаточно проницательным и достаточно мудрым, чтобы когда нибудь вновь впасть в безумие юности с ее любовью к истине. «Поклоняться видимости, – часто цитировал он, – верить в формы, тона, слова, в целый Олимп видимости!» Эту выдержку он неизменно заканчивал словами: «Греки были поверхностными в силу своей глубины!»

Он был настоящим молодым эллином, разочарованным и усталым. Женщины вероломны и лживы, утверждал он в те дни, когда наступал рецидив и на смену философскому спокойствию приходил пессимизм. Он не верил в искренность женщин, но, следуя заветам своего немецкого кумира, не срывал с них того воздушного флера, который прикрывал их вероломство. Он довольствовался тем, что воспринимал их как чистую видимость и старался наилучшим образом приспособиться к этому факту. Он был поверхностным в силу своей глубины.

«Джек просит обязательно передать вам, что здесь великолепное купание, – писала в своем письме миссис Хемингуэй, – и советует захватить с собой снасти». Миссис Хемингуэй писала еще кое о чем. Она сообщала ему, что может наконец познакомить его с совершенно искренней и простодушной девушкой, обладающей восхитительной репутацией. «Еще никогда не расцветал на нашей планете бутон более чистый и более безуперечный», – такова была одна из тех многочисленных фраз, в которые миссис Хемингуэй облекала свое искушение. А мужу она с торжеством заявила: «Если и на этот раз мне не удастся женить Неда…» – и не договорила, оставив в неизвестности предположение столь страшное, что губы ее отказывались его произнести, а воображение – представить.

Вопреки своим дурным предчувствиям Лоретта обнаружила, что ей совсем не так плохо в Санта Кларе. Билли, правда, ежедневно писал, но эти письма раздражали ее значительно меньше его присутствия. Кроме того, испытание, заключавшееся в разлуке с Дейзи, оказалось не таким суровым, как она ожидала. Впервые в жизни ее не затмевала блестящая и зрелая красота старшей сестры. При столь благоприятных условиях Лоретта быстро выдвинулась на передний план, в то время как миссис Хемингуэй скромно и без стеснения удалилась в глубину сцены.

Лоретта начала понимать, что она не просто тусклое светило, сияющее лишь отраженным светом. Совершенно бессознательно она стала центром небольшого круга событий. Когда она садилась к роялю, тотчас кто нибудь был готов переворачивать страницы нот и выказывать предпочтение тем или иным песенкам. Когда она роняла носовой платок, тотчас кто нибудь жаждал его поднять. Ее всегда были рады сопровождать на прогулку или помогать ей собирать цветы. Она научилась забрасывать удочку с приманкой на крючке в тихие заводи и под коряги и не запутывать лесу в кустарнике.

Джек Хемингуэй не любил обучать новичков и во время рыбной ловли старался уединиться, а то и вовсе оставался дома, предоставляя Неду Бэшфорду полную возможность воспринимать Лоретту как видимость. В этом качестве она вполне удовлетворяла всем требованиям его философии. Ее голубые глаза смотрели по мальчишески прямо, и он любовался ими, забывая содрогнуться перед коварством, которое, согласно его философии, скрывалось в их взоре. Она обладала грацией стройного цветка, нежностью красок и хрупкостью тонкого фарфора. Эти качества очаровывали его, заставляя забывать о сокрытой под ними жизненной силе и о Бернарде Шоу, в которого он верил.

Лоретта расцветала. Она быстро становилась самостоятельной. У нее появились собственная воля и собственные желания, которые не были навечно связаны с волей и желаниями Дейзи. Джек Хемингуэй баловал ее, Элис Хемингуэй лелеяла, а Нед Бэшфорд был предельно внимателен. Они потворствовали ее прихотям и смеялись над ее проказами, в то время как она развивала в себе замашки маленького тирана, который всегда скрыт в каждой изящной и хорошенькой женщине. Окружающие постепенно гасили в ней желание никогда не разлучаться с Дейзи. Это желание теперь не мучило ее так, как в дни дружбы с Билли. Чем чаще она видела Билли, тем больше убеждалась в том, что не может жить вдали от Дейзи. Чем чаще она видела Неда Бэшфорда, тем больше забывала о настоятельной потребности быть рядом с Дейзи.

И Нед Бэшфорд начал кое о чем забывать. Он путал поверхность с глубиной, а видимость с реальностью до такой степени, что вскоре стал считать их одним и тем же. Лоретта совсем не была похожа на других женщин. Ей было чуждо притворство. Она была реальной. Все это и более того он высказал миссис Хемингуэй, которая согласилась с ним, не преминув в то же время заметить, как выразительно подмигнул ей ее муж.

Как раз в тот день Лоретта получила от Билли письмо, которое несколько отличалось от его прежних писем. В сущности, как и все его письма, оно было патологическим. Это был длинный перечень симптомов и страданий, волнений, бессонниц и сердечных приступов. Затем следовали упреки, но такие, каких он никогда не позволял себе раньше. Их резкость вызвала у нее слезы, а так как они к тому же были справедливы, на ее лице появилось трагическое выражение. Это выражение она принесла с собой к столу, когда спустилась к завтраку. Взглянув на нее, Джек и миссис Хемингуэй задумались, а Нед забеспокоился. Супруги вопросительно поглядели на Неда, но он лишь недоуменно покачал головой.

– Вечером я все узнаю, – сказала миссис Хемингуэй мужу.

Но Неду удалось еще днем застать Лоретту одну в большой гостиной. Она попыталась отвернуться. Но он взял ее за руки и увидел, что ресницы ее были влажными, а губы дрожали. Он добрым взором посмотрел на нее. Ее ресницы стали еще более влажными.

– Ну, ну, успокойтесь, малышка, – ласково сказал он.

И, словно защищая ее, он обнял ее за плечи. А она, как обиженный ребенок, положила голову к нему на грудь. Его охватил трепет, необычный для эллина, оправившегося от длительного разочарования.

– О Нед, – всхлипнула она, прильнув к нему, – если бы вы только знали, какая я безнравственная!

Он снисходительно улыбнулся и глубоко вздохнул, впитывая в себя аромат ее волос. Подумав о своей опытности в отношениях с женщинами, он еще раз глубоко вздохнул. Она, казалось, источала детскую сладость – «дуновение невинной души», как выразился он мысленно.

Но она всхлипывала все чаще.

– В чем дело, малышка? – спросил он ласково, почти отеческим тоном. – Не обидел ли вас Джек? Или ваша любимая сестрица забыла написать очередное послание?

Она не ответила, и он почувствовал, что непременно должен поцеловать ее волосы и что ни за что не отвечает, если такое положение вещей будет продолжаться и дальше.

– Расскажите мне все, – мягко сказал он, – быть может, я сумею помочь вам.

– Нет. Вы будете презирать меня. О Нед, мне так стыдно!

Он недоверчиво рассмеялся и легко коснулся губами ее волос, так легко, что она даже не заметила этого..

– Дорогая моя девочка, давайте забудем обо всем, что бы это ни было. Я хочу сказать вам, как я люблю…

Она вскрикнула от радости, но тут же простонала:

– Слишком поздно!

– Слишком поздно? – изумленно переспросил он.

– О, зачем я это сделала? Зачем? – стонала она.

Он почувствовал холодную дрожь в сердце.

– Что сделали? – спросил он.

– Я… он… Билли… Я такая безнравственная женщина, Нед. Я знаю, вы никогда больше не будете разговаривать со мной.

– Этот… этот Билли, – начал он, запинаясь. – Это ваш брат?

– Нет… он… Я не знаю. Я была так молода. Я ничего не могла сделать. О, я сойду с ума! Я сойду с ума!

И тогда Лоретта почувствовала, что обнимающие ее руки вдруг обессилели. Он мягко отодвинулся и бережно усадил ее в большое кресло, где она, опустив голову, снова отчаянно зарыдала. Он свирепо подкрутил усы, затем подвинул к ней другое кресло и сел.

– Я… я не понимаю, – сказал он.

– Я так несчастна! – всхлипывала она.

– Почему несчастна?

– Потому что… он… он хочет, чтобы я стала его женой.

На мгновение его лицо прояснилось, и он успокаивающе положил свою руку на ее руки.

– Это не может сделать девушку несчастной, – глубокомысленно заметил он. – Раз вы не любите его, нет причины… Вы, разумеется, не любите его?

Лоретта энергично затрясла головой и плечами.

– Не любите?

Бэшфорду хотелось добиться полной ясности.

– Нет, нет! – воскликнула она. – Я не люблю Билли! Я не хочу любить Билли!

– А раз вы не любите его, – уверенно заключил Бэшфорд, – значит, нет причины считать себя несчастной только потому, что он сделал вам предложение.

Она снова зарыдала и в самый разгар своих рыданий воскликнула:

– В том то и вся беда. О, если бы я любила его! О, как мне хочется умереть!

– Мое дорогое дитя, напрасно вы волнуетесь. – Вторая его рука потянулась вслед за первой и тоже легла на ее руки. – Женщины поступают так ежедневно. Только потому, что вы передумали или не решаетесь, только потому, что вы – я должен употребить нехорошее слово – увлекли мужчину и обманули его…

– Увлекла и обманула! – Подняв голову, она взглянула на него полными слез глазами. – О Нед, если бы только это!

– Только? – переспросил он глухим голосом, а руки его медленно сползли с ее рук. Он хотел что то сказать, но раздумал и промолчал.

– Но я не хочу выходить за него замуж! – протестующе вырвалось у Лоретты.

– Ну и не выходите, – посоветовал он.

– Но я обязана выйти за него.

– Обязаны?

Она кивнула головой.

– Это очень сильное выражение.

– Я знаю, – согласилась она, тщетно пытаясь подавить рыдания. Затем добавила более спокойным тоном: – Я безнравственная женщина, ужасно безнравственная. Никто не знает, какая я безнравственная, никто, за исключением Билли.

Наступила пауза. Нед Бэшфорд помрачнел и странно взглянул на Лоретту.

– А… Билли знает? – наконец спросил он.

Несмелый кивок и пылающие щеки послужили ответом на его вопрос. Минуту он оставался в нерешительности, словно пловец, не решающийся нырнуть.

– Расскажите мне об этом. – Он говорил твердо. – Вы должны рассказать мне об этом.

– А вы… вы простите мне? – спросила она слабым, чуть слышным голосом.

Он заколебался, потом глубоко вздохнул и нырнул.

– Да, – сказал он отчаянным голосом. – Я прощу вас. Рассказывайте.

– Некому было предостеречь меня, – начала она. – Мы так часто бывали вместе. Я в ту пору еще ни в чем не разбиралась.

Задумавшись, она замолчала. Бэшфорд нетерпеливо кусал губы.

– Если бы я только знала…

Она снова замолчала.

– Продолжайте, – настаивал он.

– Мы виделись почти каждый вечер.

– С Билли? – спросил он с яростью, напугавшей ее.

– Конечно, с Билли. Мы так часто бывали вдвоем… Если бы я только знала… Некому было предостеречь меня… Я была так молода…

Она хотела еще что то добавить и со страхом взглянула на него.

– Подлец!

Задыхаясь от гнева, Нед Бэшфорд вскочил на ноги. Теперь это уже был не усталый эллин, а разъяренный молодой человек.

– Билли не подлец! Он хороший, – сказала Лоретта с твердостью, поразившей Бэшфорда.

– Не собираетесь ли вы сказать мне, что вина всецело на вашей стороне? – саркастически заметил он.

Она кивнула головой.

– Что? – вскричал он.

– Я сама виновата во всем, – решительно сказала она. – Мне не следовало позволять ему. Я одна заслуживаю порицания.

Бэшфорд, до сих пор ходивший взад и вперед по комнате, остановился, и, когда он заговорил, голос его звучал смиренно.

– Хорошо, – сказал он. – Я ни в чем не упрекаю вас, Лоретта. Вы были честны со мной. Билли прав, неправы вы. Вы обязаны выйти замуж.

– За Билли? – спросила она слабым, едва слышным голосом.

– Да, за Билли. Я помогу вам. Где он живет? Я заставлю его.

– Но я не хочу выходить за него замуж! – в страхе вскричала она. – О Нед, вы не сделаете этого!

– Сделаю, – сурово ответил он. – Вы обязаны. И Билли обязан. Понятно?

Лоретта спрятала лицо в спинку кресла и разразилась новыми рыданиями.

Сначала Бэшфорд, прислушиваясь, мог понять только одно:

– Но я не хочу покидать Дейзи! Я не хочу покидать Дейзи!

Он мрачно ходил по комнате, затем остановился, с любопытством прислушиваясь.

– Откуда я могла знать? – плакала Лоретта. – Он не сказал мне. Раньше меня никто не целовал. Я никогда не думала, что поцелуй может быть так ужасен… пока… пока он не написал мне. Я получила письмо только сегодня утром.

Его лицо прояснилось. Казалось, будто свет изнутри озарил его.

– Об этом вы и плачете?

– Н нет.

Сердце его вновь упало.

– Тогда почему же вы плачете? – спросил он безнадежно.

– Вы сказали, что я обязана выйти замуж за Билли. А я не хочу быть его женой. Я не хочу расставаться с Дейзи. Я не знаю, чего я хочу. Я хочу умереть.

Он решился сделать еще одну попытку.

– Послушайте, Лоретта, будьте благоразумны. Что там такое насчет поцелуев? Вы не рассказали мне всего.

– Я… я не хочу рассказывать вам всего.

В наступившей тишине она смотрела на него молящим взором.

– Я должна оказать? – наконец пролепетала она дрожащим голосом.

– Должны! – выкрикнул он повелительно. – Вы должны сказать мне все.

– Ну, ладно… Обязательно?

– Обязательно.

– Он… я… мы… – с трудом начала она. И затем выпалила: – Я позволила, и он поцеловал меня.

– Дальше, – отчаянно приказал Бэшфорд.

– Это все, – ответила она.

– Все? – В его голосе звучало сомнение.

– Все? – В ее голосе было не меньше вопроса.

– Я хочу сказать… И больше ничего? – Он был почти подавлен своей неловкостью.

– Больше? – Она была искренне удивлена. – Как будто может быть еще что нибудь! Билли сказал…

– Когда он сказал это? – резко спросил Бэшфорд.

– В письме, которое я получила сегодня утром. Билли сказал, что мои… наши поцелуи ужасны, если мы не поженимся.

У Бэшфорда голова шла кругом.

– Что еще сказал Билли? – спросил он.

– Он сказал, что, если женщина позволила мужчине поцеловать ее, она обязана стать его женой. Она совершит преступление, если не сделает этого. Таков обычай, оказал он. А я говорю, что это жестокий, несправедливый обычай, он мне совсем не нравится. Я знаю, я ужасная женщина, – добавила она вызывающе, – но ничего не могу поделать с собой.

Бэшфорд машинально достал сигарету.

– Вы позволите мне курить? – спросил он, зажигая спичку.

И в этот момент он пришел в себя.

– Простите меня! – вскричал он, отбрасывая в сторону и сигарету и спичку. – Я вовсе не хочу курить. Я совсем не собирался этого делать. Я хотел…

И, склонившись над Лореттой, он взял ее руки в свою и, присев на ручку кресла, нежно обнял девушку другой рукой.

– Лоретта, я дурак. Да, да, именно это я хочу сказать. И еще кое что. Я хочу, чтобы вы стали моей женой.

Наступило молчание. Он с тревогой ждал ее ответа.

– Я согласна… если…

– Говорите. Если что?

– Если я не обязана выйти замуж за Билли.

– Но вы не можете выйти замуж за двоих! – почти закричал он.

– А нет такого обычая… как… как сказал Билли?

– Нет, такого обычая не существует. Ну, Лоретта, согласны вы стать моей женой?

– Не сердитесь на меня. – Она надула губки и в то же время кротко поглядела на него.

Он прижал ее к себе и поцеловал.

– Хорошо, если бы такой обычай существовал, – еле слышным голосом сказала Лоретта, лежа в его объятиях, – потому что тогда я была бы обязала выйти за вас, Нед дорогой, правда?