Джек Лондон

Цель жизни — добыча. Сущность жизни — добыча. Жизнь питается жизнью. Все живое в мире делится на тех, кто ест, и тех, кого едят. И закон этот говорил: ешь, или съедят тебя самого. Белый Клык

Мобильное меню для сайта, посвященного Джеку Лондону

Приключение

Джек Лондон

Глава 22. Гугуми расправляется к Квэком

– Интересно бы знать, что поделывает мистер Тюдор? Прошло уже месяца два, как он забился в лесные дебри. И ни слуху ни духу о нем с тех пор, как он вышел из Вину.

Джен Лэкленд, сидя верхом на коне, осматривала маисовые насаждения на берегу Бейльсуны, а рядом с ней, опираясь на плечо ее лошади, стоял Шелдон, который приплелся сюда пешком из дома.

– Да хоть бы весточку подал какую нибудь, давно бы пора, – ответил он, пытливо глядя на наездницу из под полей своей шляпы и стараясь угадать, насколько велика ее тревога об этом молодом, отважном золотоискателе. – Надеюсь, что он скоро вернется, и в добром здоровье. Напрасно только он уговорил бину Чарли отправиться с ним в качестве проводника. Я бы на его месте не стал его уговаривать, потому что всякого бину в этих лесах ожидает одинаковая участь – «кай кай». А Тюдор…

– Вон, вон, смотрите! – перебила вполголоса Джен, указывая на огромного крокодила, всплывшего на середину реки и издали похожего на бревно. – Ах, как жаль, что я не захватила винтовки!

Крокодил вдруг исчез под водой, оставив на поверхности мелкую рябь.

– Возможно, что это тот самый великан, который сегодня наделал дел. Ко мне спозаранку приходил один бину за бинтом и лекарствами. Несколько женщин бину возились на том берегу реки, и одна из них, зашедшая в воду, нечаянно наступила на огромного крокодила, который и схватил ее за ногу. Остальные женщины кинулись спасать ее. Спасти то они ее спасли, но крокодил все таки успел отхватить ей ногу до колена. Так передавал этот человек. Я надавал ему разных снадобий. Вероятно, она останется жива.

– Ах, какая гадина! – нервно вздрогнула Джен. – Отвратительное чудовище. Я их терпеть не могу!

– А акул не боитесь, когда ходите купаться, – сказал Шелдон.

– Здесь только такие акулы, которые для людей не опасны. Когда много рыбы, они на человека не нападают; вот если голодные, тогда дело другое – могут и цапнуть.

Шелдона всего передернуло. В его воображении промелькнула картина: нежная нагота милой девушки в зубастой пасти акулы.

– А все таки надо быть осторожнее, – робко промолвил Шелдон. – Вы сами признались, что это рискованно.

– Вот то то мне и нравится! – воскликнула Джен.

«Но вы не думаете о том, каково бы мне было вас потерять», – чуть не сорвалось у него с языка; он вовремя удержался от этого неуместного восклицания. Он боялся ее раздразнить. Было бы бестактно с его стороны упоминать, хотя бы только случайно, о своих личных чувствах.

– Кому что нравится: кому стихи, кому пастушеские идиллии, а кому брюхо акулы, – продекламировал он с меланхолической улыбкой и тотчас же добавил: – Хотелось бы мне уметь так же хорошо плавать, как вы. Может быть, это придало бы мне больше уверенности и спокойствия.

– Знаете, что я думаю? Что приятно быть женою такого человека, каким вы, кажется, понемногу становитесь, – заметила она, обнаруживая одну из тех внезапных метаморфоз, которые его всегда так внезапно поражали. – По моему, из вас может выйти со временем великолепный муж: не властный, знаете ли, олух, а такой разумный человек, который будет смотреть на свою жену, как на совершенно ему равное и свободное существо. Право, знаете что? Вы, положительно, выправляетесь!

И, засмеявшись, она тронула лошадь и ускакала, повергнув Шелдона в величайшее недоумение. О, будь в ее словах хоть капля лукавства, или чисто женского кокетства, или хотя бы слабый намек на нежные чувства, – в каком бы он был восторге! Но нет, он был твердо уверен, что это опять лишь мальчишеская выходка без всякой примеси женственности.

Джен поехала по аллее из молодых саженцев кокосовых пальм; заметив клюворога , улетавшего в лес на границе плантации, она повернула в том же направлении; по дороге спугнула пару диких голубей, залетевших в гущу леса, потом попала на свежий след кабана и, поблудив немного, повернула домой по узкой тропинке между густыми зарослями тростника.

Трава доходила ей до пояса и даже выше, и, пробираясь сквозь эту чащу, она вдруг вспомнила, что Гугуми отрядили сегодня вместе с другими ворами косить эту траву. Она уже доехала до того места, где они должны были быть, но их не было там и следа. Неподкованный конь мягко ступал по песчаному грунту. Вскоре она различала чьи то голоса, доносившиеся к ней из за зарослей. То был голос Гугуми, и когда она разобрала его слова, то задрожала от гнева и натянула поводья.

– Собака бегал ночью кругом дома. – Гугуми объяснялся на ломаном английском языке, потому что разговаривал не с одними только своими сородичами.

– Ты, фелла бой, лови свинья, сажал сало на крюк, бросил собака «кай кай»; ты, фелла, тащи за крюк как акула. Собака кончал… Большой фелла мастер спит в большой фелла дом. Белый Мария спит в маленький вигвам. Фелла Адаму стоит около маленький вигвам. Ты, фелла бой, бей ли собака, бей ли Адаму, бей ли большой мастер, бей ли белый Мария, лупи всех! Много ружья, много порох, много томагавк, много, много дельфин зуб, много табак, много коленкор, ай, ай, много всего кладем вельбот, гребем, как черти; солнце всходил, наша далеко далеко.

– Мой ловил свинья, когда солнце на низ, – пропищал тонким фальцетом ответ подручного, в котором Джен признала голос Косси, одного из соплеменников Гугуми.

– Мой тащил собака, – вызвался кто то другой.

– А мой кончал белый фелла Мария! – торжественно провозгласил гордый Гугуми. – Мой кончал Квэка, скоро проклятый кончал.

Наслушавшись этих речей и забыв всякую осторожность, Джен хлестнула коня и крикнула:

– Вы тут что собрались? А? Кого убивать?

Дикари заметались и расступились, и, к немалому своему удивлению, Джен увидела перед собой целую дюжину чернокожих. Их возбужденные рожи и длинные двухфутовые ножи, которыми косят тростник, образумили Джен, и она поняла, что поступила чересчур опрометчиво. Будь тут при ней еще револьвер или ружье – дело другое. Но она была безоружна и заметила, как злорадно осклабился Гугуми, взглянув на ее пояс и увидев, что на нем не висит страшный кольт, угрожающий смертью.

На Соломоновых островах первое правило у белых никогда и ни за что не выказывать страха перед туземцами, и Джен попыталась бравировать опасностью.

– Много тут, фелла бой, языки распускаете! – строго сказала она. – Много слов, мало дела. Поняли?

Гугуми, не ответив ни слова, молча шагнул вперед. Остальные обступили девушку со всех сторон и тоже молча пробирались все ближе и ближе. Грозные ножи в их руках выдавали преступное намерение.

– Косите тростник! – приказала она.

Но Гугуми опять неприметно шагнул вперед. Она прикинула взглядом. Кольцо, в котором она очутилась, было уже так тесно, что нельзя было рассчитывать повернуть лошадь и ускакать. Ее могли достать ножом сзади.

В этот убийственный миг лица всех подступивших к ней дикарей неизгладимо запечатлелись в памяти Джен. Один – старик с надорванными и растянутыми ушными мочками, свисавшими до плеч; другой – с приплюснутым африканским носом, с косыми щелками глаз, так глубоко поставленными, что нездоровые, желтоватые белки едва просвечивали из под нависших бровей; третий – толстогубый, со щетинистой бородой. А Гугуми – она раньше и не подозревала, что он мог быть так хорош по своему, одушевленный страстною злобою. Во всей его фигуре сказывался оттенок какого то прирожденного благородства, которого недоставало его товарищам. Очертания его тела были менее угловаты, чем у них, лоснящаяся кожа была нежнее и чище. На груди его красовался большой полумесяц, вырезанный из перламутра и привешенный к ожерелью из дельфиновых зубов. На лбу венок из блестящих белых раковин. Под коленом нитка белых бус, что то вроде подвязки. Все это вместе придавало ему щеголеватый вид. Узкая полоска белой ткани на бедрах завершала наряд. А еще ей метнулся в глаза беспокойно кривлявшийся, подвижный морщинистый старичок, удивительно похожий на сердитую обезьяну.

– Гугуми! – взвизгнула Джен. – Режь тростник сейчас, не то стукну по голове, даю слово!

Гугуми окинул ее презрительным взглядом и ничего не ответил. Вместо ответа он оглянулся по сторонам, соразмеряя расстояние, на какое подошли остальные товарищи, и в то же время украдкой подался на несколько дюймов вперед.

Положение становилось отчаянным. Оставалось только броситься вперед и прорваться.

Она взмахнула хлыстом и вонзила шпоры в коня. Конь взвился на дыбы и обрушился на Гугуми. Это произошло во мгновение ока. Вся орава, за исключением Гугуми, кинулась за ней с поднятыми ножами. Гугуми успел отскочить в сторону и уже размахнулся ножом своим, собираясь нанести сокрушительный удар, который рассек бы наездницу пополам. Но последняя пригнулась к луке, и удар его пришелся по краю седла. Стальное лезвие, задев юбку, рассекло седло и чепрак и даже поранило спину коня. Замахнувшаяся правая рука Джен опустилась. Гибкий хлыст свистнул в воздухе. Она видела белый след на темном красивом лице, заклейменном хлестким ударом. В тот же миг, смятый лошадью, морщинистый старикашка опрокинулся навзничь, и она услышала уже издали позади себя его злобное бормотание, напоминавшее рычание рассерженной обезьяны.

Прорваться удалось. Джен очутилась на свободе и понеслась к дому во весь опор.

Обладая выправкой настоящего моряка, Джен способна была оценить по достоинству быструю распорядительность Шелдона. Когда она влетела к нему, как бомба, со своими вестями, он, вскочив с кресла, в котором сидел до того развалясь в ожидании завтрака, неистово захлопал в ладоши, скликая прислужников.

Прислушиваясь одним ухом к тому, что она договаривала, он одновременно пристегивал к поясу сумку с патронами и спешно проверял механизм своего автоматического револьвера.

– Орифайри! – скомандовал он. – Ступай, фелла, бей во всю мочь в большой колокол! Отзвонишь, седлай мне коня! Вайсбер, беги скорей на деревню, скажи Сили, что у нас сбежало много народу, десять фелла и два фелла чернокожих, фелла чертей!

Потом он черкнул наскоро пару слов и сунул листок Лалаперу:

– Лалаперу, живо иди к белому фелла, мастеру Баучеру! Мы их отрежем от берега с обеих сторон, – обернулся он к Джен. – Старый Сили всю деревню отправит за ними в погоню.

По набату первыми сбежались впопыхах таитяне. А через час уже все чернокожие рабочие были налицо.

Шелдон раздал таитянам матросам оружие, патроны и наручники. Адаму Адама он поставил с заряженным ружьем караулить вельботы, Ноа Ноа и Матану он приказал следить за толпой чернокожих и стараться занять ее чем нибудь во избежание возможного бунта. Остальные пятеро таитян должны были сопровождать пешими хозяев.

– Хорошо, что мы откопали их оружейный склад, – заметил Шелдон, когда они выехали со двора.

Вскоре они повстречали один из возвращавшихся отрядов. Это был отряд Квэка, но самого Квэка не было с ними. Шелдон встревожился и спросил:

– Где же фелла Квэк? Почему его нет?

Все затараторили разом так, что ничего нельзя было разобрать.

– Замолчите! – скомандовал Шелдон.

Он заговорил властным голосом белого человека, привыкшего обращаться с неграми, как со скотиной.

– Слушай, ты, Бабатаки, разевай рот один!

Бабатаки выступил вперед, чванясь тем, что выбор пал на него.

– Гугуми кончал Квэка совсем, – доложил он. – Он чик чик голова и бежал, как чертяка!

В коротких словах и довольно отчетливо передал он, как произошло убийство, после чего Шелдон и Джен двинулись дальше. В зарослях, на том месте, где чернокожие атаковали Джен, все еще валялся, кривляясь и гримасничая, морщинистый старичок, сбитый с ног скакуном. Оказывается, лошадь наступила ему на ногу и совершенно раздробила стопу. Он отполз все таки шагов на сто от того места, где свалился, но тут почувствовал, что ему не уйти.

Второй партии рабочих, возвращавшейся из наиболее отдаленного уголка плантации, велено было отнести его в дом.

На расстоянии одной мили от этого места, там, где следы вели в лес, они нашли распростертое тело несчастного Квэка. Голова была отрезана и унесена. Все же Шелдон был уверен, что это труп Квэка. Очевидно, тут происходила упорная борьба, ибо от трупа тянулся кровавый след.

Когда они добрались до леса, им пришлось сойти с лошадей. Папахера остался на опушке стеречь лошадей, а Джен, Шелдон и остальные таитяне двинулись дальше пешком. Тропинка вела к болотистой поляне, которую заливала в половодье речка Беранда. Кровавые следы в этом месте пересеклись следами крокодила. Сбежавшиеся дикари, очевидно, наткнулись на дремавшего на солнцепеке крокодила и изрубили его в куски. Это обстоятельство задержало их бегство и дало возможность их раненому товарищу отдохнуть.

Целый час они продвигались по протоптанной дикими кабанами тропинке, и, наконец, Шелдон остановился. Кровавые следы исчезли. Таитяне рассыпались по чаще, и скоро Утами подал знак, что сделал находку. Джен остановилась ждать на тропинке.

– Это Мзуко, – сообщил вернувшийся оттуда Шелдон. – Квэк ранил его, а он сюда притащился и умер. Двоих уже разыскали. Остается еще целый десяток. Не довольно ли с вас, вы, должно быть, замучились?

Джен кивнула головой.

– Тяжело на это смотреть, – сказала она. – Я лучше вернусь назад, к лошадям, и буду вас поджидать там.

– Но вам нельзя возвращаться одной. Возьмите с собой двух провожатых.

– В таком случае поеду дальше, – сказала она. – Было бы неблагоразумно оставлять погоню, а я физически не устала.

Следы повернули в правую сторону, как будто свидетельствуя о том, что бежавшие изменили свой первоначальный план и направились к Бейльсуне. Но следы забирали все правее и правее, образуя петлю, которая вела назад, к тому закоулку плантации, где погоня оставила своих лошадей. В то время, как они пересекали глухой кустарник, из которого выпорхнула двенадцатидюймовая бархатистая бабочка, они услыхали треск ружейной пальбы.

– Восемь выстрелов, – насчитала Джен. – И все из одного и того же ружья. Это, должно быть, стрелял Папахера.

Они заспешили на помощь к нему, но, добравшись до места, остановились в крайнем недоумении. Спутанные лошади щипали траву, а Папахера, сидя на корточках, преспокойно раскуривал трубку. Подойдя к нему, Шелдон споткнулся о мертвое тело, лежавшее в густой траве, и чуть не упал. Привстав, он заметил рядом другое. Одного из убитых признала Джен. Это был Косси, один из сородичей Гугуми, тот самый, который вызвался изловить, когда «солнце на низ», поросенка, и поймать на крючок Сатану.

– Не везет, мисси! – вздохнул Папахера, обращаясь к Джен. – Подцепил только двух. Целил в Гугуми, сорвалось, промахнулся.

– Но ты их убил! – возмутилась Джен. – Зачем ты их убил? Почему не схватил живыми?!

Таитянин виновато улыбнулся.

– Как их было поймать? – развел он руками. – Я покуривал трубку, вспоминал Таити, плоды хлебного дерева и славное времечко в Бора Бора. Вижу, из леса выскочило десять человек, и на меня! У каждый длинный нож. Гугуми держал одной рука длинный нож, другой рука голову Квэка. Я не мог хватать. Я стрелял, как черт. Как ловить? Десять бой, десять нож и голова Квэка в одной руке!

Разбросанные следы остальных дикарей опять сошлись вместе после неудачной попытки нападения на Папахеру. Все они вели теперь к Беранде, через которую перешли беглецы с явным намерением укрыться в болотистых зарослях по ту сторону плантации.

– Нам незачем идти дальше – объявил Шелдон. – Сили выйдет из своей деревни и выгонит их оттуда. Они ни за что не укроются от него. Наше дело теперь охранять побережье и не дать им напасть на плантацию и учинить там разгром. А вот и они как раз: я так и думал!

В густых темных зарослях на противоположном берегу реки промелькнул небольшой челнок. Он пронесся, как тень. Трое голых дикарей бесшумно опускали весла. На планшире челнока сложены были длинные тонкие копья с костяными наконечниками, а за спиной у каждого дикаря висел колчан, наполненный стрелами. От зорких глаз охотников за беглецами ничто не могло ускользнуть. Они сразу заметили Шелдона и Джен, но не подали вида. На том месте, где Гугуми со своими товарищами выходил перед тем из реки, челнок сразу остановился, потом поворотил назад и скрылся за частыми и тенистыми деревьями. Вслед за тем из за поворота реки выскользнули одна за другой вторая и третья такие же лодки и все они пронеслись, как привидения, исчезли в том же направлении, как и первая.

– Надеюсь, убивать больше никого не будут, – молвила Джен, когда они повернули домой своих коней.

– Полагаю, что так, – успокаивал ее Шелдон. – Я уговорился с Сили платить ему за одних только пленных, и уверен, что он будет соблюдать в виду этого крайнюю осторожность.